Но попасть было сложно, поэтому Лекс создавал очень много грез. Благо, ему для этого не нужны были детали — скорее общие ощущения, которые только и управляют сном, позволяя деталям прицепляться к ним как угодно.
Первый уровень должен был быть прост. Из первого уровня ловушки потоком сна надо было вынести дальше, в более детально проработанный мир, потом еще дальше. Направить сон туда, где Лекс мог его встретить и призвать в свою армию.
Так что первый уровень был размыт до ощущений, до коротких характерных черт, мазков, карандашных набросков, нескольких ярких пятен краски, предназначенных подчеркнуть картину.
Просто сеть, чтобы собрать улов. Рваная сеть — это Лекс понимал. Слишком крупноячеистая, упускающая почти всю рыбу. Но мальчик надеялся, что все-таки не совсем всю.
Стена крепости. Лишь несколько штрихов, говорящих, что за грубой стеной — крепость. Люди на стене, много людей. Их не видно, но они должны там быть. Флаг. Яркий красный флаг с непонятным символом на нем. Орда атакующих вокруг крепости. Их вообще не разобрать — лишь темная колышущаяся масса на подступах. Летящие в небе огни — залпы баллист и катапульт. Которых тоже нет в этой грезе, но они намечены — ведь огни в небе не просто так, не могут появиться из ниоткуда. И лишь одна эмоция — решимость. Решимость стоять до конца, погибнуть на этой стене, но не впустить врага в город.
Много ли снов придет на защиту этого замка? Лекс не знал. Он хотел подождать и проверить.
В соседней грезе замок превратился в бревенчатый частокол, а флаг — в крест. Орды атакующих — в стаю волков-оборотней. Невидимых. Но зачем сну видеть врага? Достаточно знать, что враг там, в лесу, и только ждет прихода ночи, полной луны. Ждет своего часа. И тогда — лишь крест, да факелы, да вода из освященного ключа. Может, еще меч, что в руке, но больше надежд на кол. И отчаяние. Понимание, что сделать ничего уже нельзя, только стоять до последнего, успеть убить хотя бы одного, прежде чем достанут тебя. А если достанут, постараться умереть навсегда. Но не сдаваться. А сейчас — опустить руки, лишь для того, чтобы они не слишком рано устали держать меч, и факел, и кол.
Штрихи. Холодное дуло пистолета где-то за спиной. Холодный металлический лязг затвора, как последний звук, который ты должен услышать. Не выстрел. Выстрел — это не страшно, потому что давно уже приелось. Потому что выстрелов можно услышать сотни, если оставить телевизор включенным на часок. Нет — всего лишь лязг затвора, ясно и однозначно подчеркивающий неизбежность. Отсутствие альтернатив. Нежелание сдаваться — вот эмоция этой грезы! Успеть прыгнуть, вцепиться в горло врагу зубами, умереть вместе с ним, не сдаваться, не мириться даже с неизбежным.
Ощущения. Плечо справа, плечо слева — тесно. Потому что надо, чтобы между щитами впереди не было щелей. Стрелы уже летят, и надо прикрыть не только себя, но и ряд пикинеров позади. Вал атаки накроет сразу после лучников. И ты знаешь, что сейчас, скорее всего, умрешь. Потому что в первом ряду, в котором выживает один из дюжины, да и то, если мы победим. Эмоция одна — плечо справа и плечо слева. Товарищи здесь — значит, битва продолжается…
Греза за грезой. Некоторые — близки к кошмарам, из которых сны предстоит еще выводить целыми цепочками превращений, реинкарнаций в более устойчивые и приятные миры. Что же делать? Лекс был уверен, что кошмары снятся людям слишком часто — чаще, чем все остальное. Хотя, может быть, он и ошибался.
Девушка позади. Наверняка красивая. Ее не видно, она — только штрих этой грезы. Нож впереди — ужас, что сейчас весь твой мир поменяется. Навсегда. И уверенность, что путь один — на этот нож. Если повезет, его удастся отобрать. Если нет… Уверенность в том, что выбора нет.
Лед, холод, убийственно холодная вода. Тебя относит все дальше от проруби, все дальше от спасения. Ты подо льдом — не на нем. Ты сглупил, но еще есть шанс. Надо бороться, держать в себе воздух до последнего, пытаться скрести лед руками. Добраться до открытой воды. Не сдаваться. Не сдаваться. Не вдыхать…
Земля. Тонна земли над тобой. Воздуха не хватает, света нет. Ты даже не понимаешь, сколько метров грунта тебе предстоит раздвинуть, чтобы выбраться из могилы, в которую тебя закопали. Посчитали мертвым? Наказали за долги? Поленились добить?.. Но ты дергаешься, цепляешь ногтями грунт, и ногти уже вырваны. С корнем. А ты лишь чувствуешь боль, потому что ничего не видно. Боль, тяжесть земли над собой, нехватку воздуха. И эмоцию — злость, желание выбраться, чтобы доказать всем — не только им, но и себе, — что тебя не закопать, не убить, не сломить…
Много ли людей, засыпая, думают, что им приснится погребение заживо? Многие ли помнят о таких снах утром? Лекс не знал.
Он не знал. Он лишь плодил и плодил грезы, завязывая их в пучки, сводя в доступные и понятные миры. Тех, кто отчаялся, он приводил к относительному покою. Тех, кто почти сдался, заставлял гордо поднимать голову.
В конце их ждали три базовых мира. Мир мечей. Мир автоматов. Мир магии. Сильное упрощение, но Лекс не хотел плодить финальные сущности, ему лишь надо было собрать под своими знаменами сны. Как можно больше снов.
Армию снов.
Здесь каждый защищает себя? Сны должны были защитить себя. Сами. Он лишь хотел их собрать.
Лена
Никто не знал ее как Лену в игре.
В игре ее все звали Лютик. И те, кто считал, что ник возник из-за дурацкой женской привычки всему давать умилительные имена, сильно ошибался. И хорошо, если в тот момент он был в ее команде.
Ник происходил не от цветка, а от слова «лютый», «лютая». Сначала Лену прозвали друзья, а потом она и сама стала себя так называть, всегда регистрируя персонажей как «Лютик» или ближайшие альтернативы.